Разговариваю с одной из бывших вольнонаемных "Арсенала”. В ее квартире из трех окон осталось одно. Остальные наскоро заколочены фанерой. В пятницу вечером Анна (имя по ее просьбе изменено) выбиралась из дома ползком. Под грохот канонады. Погибший мичман Влад Панков — один из ее близких друзей, гулял на ее свадьбе.  

Теперь девушка приходит в себя. И поэтому сильно нервничает. Так как продолжает жить прямо напротив "Арсенала”.  

— Ань, как вы боеприпасы утилизируете? Там, наверное, сплошная автоматика?  

— Какая автоматика? Это рабский ручной труд. Берешь в руки зубило и молоток и бьешь по снаряду. Обычно мы с напарницей вдвоем работали. Она брала гильзу, держала ее перед собой — нежно, как младенца, а я молотком орудовала, чтобы снаряд раскрыть. Легче, когда снаряд большого калибра — 130 мм. Там есть съемники, и снаряд проще разобрать. А 100-й калибр мы обычно на пол роняли и стучали, чтобы он открылся. Когда пилишь снаряд, искры летят. Все что угодно в этот момент случиться может. Работа опасная. Снаряд раскроем, высыпаем из него взрывчатое вещество, оно на гранулированный кофе немного похоже, такое желтенькое или коричневое… Вещество помещали в специальный контейнер. Все это по технике безопасности надо аккуратно делать, взрывчатка же в любой момент может взлететь на воздух, но кто ей следует — безопасности? С нас ведь постоянно гнали план — по цветмету, по утилизации взрывчатых отходов… Какое отношение у начальства к нам, такое и у нас к работе.  

Как говорят следователи, пожар мог начаться из-за того, что были нарушены технический процесс и техника безопасности при обращении с взрывчатыми веществами.  

Боезапасы требуют непременного периодического осмотра и переворачивания. Иначе слипается боезаряд. А если человек, который за эту работу отвечает, ее не делает или делает плохо, то в боезапасах возникают микротрещины и все может закончиться взрывом. Также на складах могла влегкую вспыхнуть промасленная ветошь, которую используют для протирания гильз. Гильзы хранятся в контейнерах, и, чтобы они не ржавели, их периодически протирают. Ветошь можно положить куда ей положено, а можно бросить где попало. Это человеческий фактор.  

Подобная ситуация, кстати, уже случалась на Ульяновском автозаводе в 1992 году. Тогда из-за ветоши, случайно оставленной в мусорном контейнере, полностью выгорел цех окраски автомобилей.  

Эту версию попросили прокомментировать на условиях анонимности представителя Минобороны — специалиста по боеприпасам.  

— Судя по тому, что разлет осколков происходил всего лишь в радиусе 7 км, больших и серьезных боеприпасов на складе не было. Скорее всего это были управляемые ракеты (хотя они могли бы лететь и дальше) и реактивные снаряды, которые, видимо, как лежали, так и начали вылетать после того, как ящики загорелись. Если бы на этой базе хранились, к примеру, торпеды или корабельные зенитные ракеты, то последствия были бы куда более серьезными.  

То, что трагедия случилась из-за непрофессионализма тех, кто занимался утилизацией, практически не вызывает сомнений. Сейчас ведь как бывает: подряжают некую коммерческую фирму (а сертификаты на такой род деятельности часто раздают кому ни попадя), она набирает бывших военных, считая, что они крупные специалисты в области боеприпасов, и те курочат снаряды.  

Но совершенно напрасно в бригады утилизаторов стараются брать исключительно бывших военных. Это не их сфера деятельности. К тому же типов боеприпасов существует множество, и быть профессором в каждом невозможно. Тем более в данной ситуации надо знать не только, как каждый из них устроен, но и как его надо утилизировать — что совершенно разные вещи. Вояки, конечно, ребята решительные, но именно это им часто и мешает. Они приходят и видят: все снаряды железненькие, серенькие, и начинают с ними работать по той единственной схеме, которая им известна со времен службы. Думаю, что в данном случае кто-то из таких вот "знатоков” — не важно, кто это был — женщина или мужчина, — нарвался на снаряд со смесевым топливом в движке, и произошел взрыв.  

Сегодня утилизацией должны заниматься скорее химики и производственники. Дело в том, что в 80-х годах пошла тенденция делать реактивные снаряды и ракеты не монолитные, а более перспективные — смесевые. В них для двигателя используется двух- или многокомпонентное топливо, которое требует бережного обращения. Хранить такие снаряды требуется в особых условиях — горючее в двигателе герметизировать без доступа воздуха. Поэтому при утилизации, как только в них отвинчивают винтик или шпоночку, туда сразу попадает кислород. После этого буквально в течение 2—3 часов топливо становится взрывоопасным.  

Если после этого снаряд просто тронуть с места, может произойти возгорание. Такой случай пару лет назад произошел на авиационном складе в Сергиевом Посаде. Там разряжали ракету Р-46 — она тоже была смесевая. В результате она шарахнула в ангаре, двоих убило сразу, многих ранило. Причем ребята, которые занимались утилизацией, хорошо были знакомы с устройством этой ракеты, но при этом они не знали особенностей поведения ее химических компонентов спустя 20—25 лет хранения. 

http://mk.ru/incident/publications/385581.html

Именно эту девушку с обожженным лицом и травмами, находящуюся сейчас в реанимации, хотят сделать крайней в пятничных взрывах в Ульяновске — ее обвиняют в том, что, дескать, она нарушила технику безопасности.  

…И от этого треть города чуть не взлетела на воздух.

Сейчас Екатерина Кангина находится в больнице. Как только она пришла в себя, ее сразу навестили работники ФСБ. Катя категорически отрицает, что какие-либо ее действия или ее бездействие могли спровоцировать начало цепной реакции. Говорит, что смена шла как обычно. "Просто раздался хлопок, сзади меня — пламя, и меня начали тушить, я все это помню”.  

Еще слабую от ожогов Кангину допрашивали прямо на больничной койке. Ее подруги и знакомые из других цехов, оставшиеся в живых, хоть сейчас готовы подтвердить ее слова. "Да мы все как на пороховой бочке работаем, всегда было очень страшно, все было на волосок от ЧП”, — говорит Надежда из третьего цеха.  

Многие работники военных складов, напротив, обвиняют в случившемся свое начальство и хотят дать показания, поддерживая Катерину.  

— "Арсеналом” сейчас командует Андрей Радченко, — вот с него и надо спрашивать, как и что на складах и в цехах по утилизации происходит! — возмущается Анна Малиновская, тоже бывшая работница третьего цеха. — Я год и три месяца проработала, каждый день рыдала. Доплаты за опасность с нас сняли, зарплату уменьшили — одни синие халаты оставили. Ничего Катька нарушить не могла. Там до нее все нарушали! На нас орали, требовали гнать план по утилизации, а для этого мы эти снаряды и об пол били, и зубами чуть ли не разгрызали, вытаскивая взрывчатое вещество, чтобы успеть к концу смены. От них искры во все стороны летели! А премии нам — фигушки, еще и КТУ — коэффициент трудового участия — начальство снижало. Сумму выделяли на всю бригаду, а потом рассчитывали по копейкам.  

Всего цехов семь, четвертый — производственный, в некоторых утилизируют особенно опасные минно-торпедные снаряды. В каждом цехе по утилизации боеприпасов после недавних армейских "модернизаций” оставили около 40 человек. А по инструкции должны работать 120 сотрудников.
"Но план не снижают — так и требуют, как за 120, пахать”, — жалуются работники.  

Кстати, первый раз на "Арсенале” по неведомой причине рвануло еще 22 октября. Но тогда взрыв замолчали. А теперь, похоже, нашли козу отпущения…  

За 26 лет своей жизни пострадавшая Катя Кангина ничего и не видела, кроме "Арсенала”. Она с семьей и 8-летней дочкой Линой даже живет на территории самой военной базы, в обшарпанной общаге. Кормит на копейки семью. Дочь учится в четвертом классе. Муж Игорь сейчас ухаживает в больнице за раненой женой и тоже работать не может.  

Надеяться им не на кого. "Захотят посадить — и посадят, никто правду о недостачах боеприпасов на "Арсенале” и о том, что взрывчатка могла уходить налево, расследовать не станет, кричи мы в суде, не кричи”, — уверены жители Заволжского района.  

А информированные источники на условиях анонимности тут же добавляют, что еще творится на подобных "Арсеналах” по всей стране: "Так как армию сокращают, базы сверх всякой меры забиты сейчас списанными боезарядами, боеголовками. Раньше специалистов по хранению боеприпасов готовили в единственном военном училище, в Пензе. Сейчас училище реорганизовано. Очень скоро офицеров с высшим образованием, боеприпасников, которые хоть что-то понимают в вопросе хранения и утилизации боевых и взрывоопасных веществ, попросту не останется. Их заменят сержантами, которых натаскают на шестимесячных курсах”.  

В самом Заволжском районе Ульяновской области, где в минувшую пятницу прогремели взрывы на военных складах "Арсенала”, по приказу губернатора все еще остается чрезвычайное положение. Хотя на улицах спокойно, люди подметают мусор и стоят в очередях за стеклами.  

А между тем в больницы Ульяновска продолжают поступать… раненые. Не от взрывов, а от порезов.
Разговариваю с таксистом, он только что отвозил в травму парня, перерезавшего сухожилие. "Кровь хлещет, всю машину мне залил. "Что такое?” — спрашиваю. "Стекло сам вставлял!” — ну, на это тоже умение надо, его же надо разрезать правильно. Кто же знал, что нам такие навыки пригодятся?”  

Идешь по Новому городу (микрорайон Ульяновска) — навстречу толпы людей со стеклами. Некоторые зачем-то набирают стекла про запас. На стихийно организованных пунктах выдачи стекол, во дворах, уже третьи сутки греется у костра милиция.  

Еду для резчиков, которые работали по пять-шесть часов в выходные кряду, подвозят ближе к вечеру. До этого их кормили бабушки из близлежащих домов.  

— Мы свою задачу выполнили, стекла для окон доставили, но вставлять — не наша задача, — отрапортовал один из сотрудников подрядной организации.  

Бабушки в очереди волнуются: как нам теперь стекла в окна вставлять, мы одинокие, мы порежемся! "Не можем знать, стекольщиков на всех не хватает. Скажите спасибо, что стекол полно”. 

http://mk.ru/social/publications/386119.html

13 декабря 2009 скончалась Екатерина Кангина

В выходные в Ульяновске неожиданно умерла 26-летняя Екатерина Кангина.
Именно она сперва была объявлена главной подозреваемой по делу о пожаре на военных складах ВМФ, из-за которого месяц назад, 13 ноября, родина Ленина чуть не взлетела на воздух. Ее смерть шокировала родственников. И удивила обывателей — по городу поползли нехорошие слухи.
"Катя нормально себя чувствовала все это время, даже непонятно, с чего вдруг ее состояние в конце недели резко ухудшилось. Срочно понадобилась плазма крови, родственникам позвонили, просили стать донорами, они кровь сдали, но Катю все равно не спасли, она умерла от заражения”, — рассказывают подруги.

Как писал "МК”, пожар вспыхнул 13 ноября в одном из цехов 31-го "Арсенала”, где утилизировали старые боеприпасы. Треть города оказалась под угрозой взрыва.

Жителей спешно эвакуировали. При ЧП погибли два человека, впоследствии — при ликвидации оставшихся боеприпасов — подорвались еще восемь. Следствие выдвинуло версию, что кто-то нарушил технику безопасности.

Этого "кого-то” нашли быстро — простая работница складов Екатерина Кангина оказалась в эпицентре возгорания, искра вроде бы пошла от нее. Коллеги вовремя оттащили молодую женщину. У Кати было 27 процентов ожогов, сильно обгорело только лицо. Она попала в больницу, но состояние ее оставалось удовлетворительным, девушка была в сознании, спокойно рассказывала, что случилось.

"Смена шла как обычно, — поведала Катерина. — Я ничего не нарушала. Раздался хлопок, сзади пламя, меня начали тушить, я все это помню”.

Тем временем остальные сотрудницы "Арсенала” дали показания, что им постоянно приходилось работать на грани фола — платили мало, кучу людей сократили, то, что раньше делали 120 человек, стали делать 40, утилизировали старые снаряды как попало, чуть ли не "зубами их разгрызали”.

Медведев отправил в отставку руководство "Арсенала”. Следствие продолжалось, официальное обвинение Екатерине Кангиной предъявлено не было — ждали, вероятно, когда она выйдет из больницы.

Все это время Катерина Кангина оставалась под охраной. В палату к ней никого не пускали. Правда, губернатор Морозов однажды привез корзину фруктов.

Катя вроде бы шла на поправку. Она очень хотела выздороветь — ведь, кроме нее, кормить ее семью было некому. На "Арсенале” молодая женщина проработала больше десяти лет, пришла сюда после девятого класса, муж вообще нигде не трудился. Дома ждала 11-летняя дочка Ангелина. Жили, как все, в обшарпанной общаге на территории тех же военных складов.

Но выйти из больницы Кангиной было не суждено.Вечером в субботу молодая женщина впала в кому. В полночь ее не стало. Оказывается, у Кати были сильно обожжены верхние дыхательные пути, внутри все гнило, и она весь месяц сама себя отравляла, необходима была срочная операция. "Катерину надо было срочно переправить в Москву, чтобы в Склифе пересадку кожи сделать, но она так и застряла в Ульяновске. У родных денег не было, чтобы ее спасти, а властям, вероятно, не очень и было нужно, чтобы Катька выжила. Теперь за ее смертью дело о пожаре в "Арсенале” скорее всего вообще прекратят, нет человека — и все концы в огонь”, — говорят друзья.

Попрощаться с Екатериной Кангиной собрались почти все сотрудники "Арсенала”. Теперь уже безработные. После громкого ЧП склад сразу закрыли, и 587 человек оказались выброшены на улицу.

http://ulpressa.ru/2009/12/14/article101928.html