Сюзан Бойл - "МИНУТА СЛАВЫ" английской безработной

Новым кумиром по всему миру стала 47-летняя Сюзан Бойл.
Безработная дама родом из маленькой шотландской деревушки 11 апреля 2009 года приехала участвовать в программе Britain’s Got Talent ("Британия ищет таланты", наш аналог - "Минута славы").

Родовая травма, из-за которой Сюзан плохо училась в школе и выросла некрасивой, насмешки окружающих, смерть родителей, одиночество, безработица и в возрасте 47 лет - триумф перед огромной аудиторией.

Решение отправиться на шоу "Британия ищет таланты" она приняла сидя у телевизора в один из скучных вечеров. Жанр программы российскому зрителю хорошо знаком по "Минуте славы".

"Всегда хотела выступить перед большой аудиторией. И теперь мне надо раскачать этот зал", - заявила Сюзан Бойл. 

Перед выступлением Сюзан успела сообщить, что единственная любовь в ее жизни - кошка Пебблз. Что замужем Сюзан не была и, стыд какой, даже никогда не целовалась. Чем окончательно утвердила себя на роль гадкого утенка шоу, причем - немолодого. Когда женщина вышла на сцену, на лицах зрителей были смесь жалости и стыда за то, что сейчас должно произойти.

- Сколько вам лет?
- Мне 47 (свист в зале). И это только одна из моих граней.
- Ок, ваша мечта? 
- Я хочу стать профессиональной певицей! 
- Почему не стали? 
- До сих пор не было шанса. Вы мне его даете! 
- Что вы будете петь? 
- Я буду петь "У меня есть мечта" из "Отверженных"

После исполнения песни скептическое отношение сменилось восторгом и оглушительными овациями. Зрители и жюри стоя приветствовали только что открытый настоящий талант – Сюзан Бойл.

"Когда вы стояли здесь, и говорили, что хотите стать певицей, над вами все смеялись. Никто больше не смеется. Это было невероятное исполнение", - сказал один из членов жюри Пьер Морган (Piers Morgan).

"Я так взволнована, потому что понимаю, против вас был настроен весь зал, все цинично ждали вашего провала. И ваша песня была самым большим отрезвляющим моментом в моей жизни. Это была честь - слушать вас!", - подтвердила Аманда Холден (Amanda Holden)

Через час после эфира программы о ней знали не только в Объединенном Королевстве.
Ролик с ее выступлением появился на YouTube. В течение первых суток это видео посмотрели 5 миллионов пользователей. Еще через четыре дня общее количество просмотров составило свыше 30 миллионов. И его продолжают смотреть и пересматривать.

Армия фанатов Сюзан Бойл растет в геометрической прогрессии, как и сайты в Интернете с ее фотографиями, невероятным выступлением в программе и главное – биографией, достойной экранизации ("Миллионер из трущоб-2").

Жизнь Сюзан круто изменилась. Сейчас она получает огромное количество писем из разных стран. У нее хотят взять интервью знаменитые телеведущие Опра Уинфри и Ларри Кинг. А факты её личной жизни становятся достоянием общественности. Правда, сама Сюзан Бойл, похоже, еще не поняла, что ее мечта исполнилась, она стала известной певицей.

18 апреля 2009
Источник: vesti

Комментарии:
http://www.newsland.ru/News/Detail/id/358469/cat/37

...Провожать путешественницу пришла почти вся деревня – одноклассники, друзья и знакомые. И даже представительницы «ведьмовского совета». Все давали советы, плакали, обнимались. В глазах матери блестели слёзы. Она крепко обняла дочь и шепнула: «Давай, Клавка, не опозорь Хвосты!» Дочь обещала не опозорить.

До райцентра ехала на разбитом автобусе, поскольку поезда «Бычьи Хвосты – Москва» не существовало. От Зоринского добиралась до областного центра на «кукушке» – древнем поезде, до сих пор пользующем уголь, к которому было прицеплено два вагона.

Такое большое путешествие баба Клава предпринимала впервые. Поэтому городской вокзал оглушил и ослепил её своим шумом и великолепием. Даже цыгане казались ей чем-то прекрасным и экзотичным – вроде атрибута из «Тысячи и одной ночи». На вокзале (как и учила мать) она купила билет на плацкарт до Москвы.

Проводник изучал её долго и вдумчиво. Синий плащ вкупе с новыми валенками и большим дерматиновым чемоданом производил шокирующее впечатление. Вначале железнодорожник даже засомневался, не принадлежит ли баба Клава к какой-нибудь международной террористической организации. Но после того, как Клавдия просипела простуженным голосом: «Ну, чего лупетки вытаращил? Женщин, что ль никогда не видал?» – он решил, что это провокация. Что богатый клиент (а возможно, шпион авиалиний) решил проверить вежливость персонала железных дорог.

Поэтому проводник неожиданно для себя сказал: «Проходите, мадам!» – и даже сделал нечто вроде реверанса, чем окончательно себя удивил. Пожав плечами и хмыкнув, баба Клава прошла в вагон.

Наутро она встречала столицу. Или столица встречала её – в лице бабы Зины. Её поразило буквально всё – и невероятные по высоте дома (она чуть голову не оторвала, рассматривая их), и то, что железная дорога, упираясь в вокзал, кончалась (будто дальше и России-то нет). Даже сошедшие с поезда шустрые китайцы её поразили – пяти уроженцам долины Хуанхе, идущим в ряд, легко перегораживали дорогу два дюжих и пузатых московских милиционера.

Обнялись – последний раз бабу Зину Клавдия видела в далёком детстве, когда та приезжала навестить родную деревню. Не успев порадоваться встрече, тётка сделала племяннице замечание. Не понравилось ей, что девка на выданье ходит простоволосой.

– Ты, – говорит, – совсем обалдела, что ли, Клавка? Хочешь, чтобы тебя за эту, как её, за путану приняли?

Сама баба Зина ходила в платочке даже дома. Было подозрение, что она даже мылась в нём. Какого цвета у неё были волосы, не знал никто – по кончику сивого хвоста, выглядывающего из-под цветастой ткани, трудно было сказать, брюнетка она или блондинка. Даже её родная сестра этого не помнила, а чёрно-белые, потёртые фотографии далёкого детства цвет волос передавали приблизительно.

– И ежели ты настоящая Баба, – поучала баба Зина, – то должна платок носить. А иначе ты не баба, а мужик будешь вовсе.

Так очередным имиджмейкером был внесен последний штрих в облик бабы Клавы. Платок ей подобрали славный – золотистый, шёлковый, в красных узорах – он так подходил к синему болоньевому плащу и валенкам! Дерматиновый чемодан из образа исключили. Уж больно тяжёлый.

Баба Зина предоставила Клавдии для спанья сундук – окованный полосами железа, тяжёлый. Его вполне мог купить какой-нибудь коллекционер. Но хозяйка его ни за что бы не продала – память о маме и бабушке. А может, и о прабабушке.

В небольшой комнате больше ничего и не было – лишь сундук, кровать с периной и стол. Дверь выходила в коридор громадной коммунальной квартиры – помимо бабы Зины, там дружно и весело жили ещё пятнадцать работящих семейств.

Здесь царил интернационал – Кавказ, Китай, Малазия, Южная Африка – с некоторых пор скромные старые соседки Зинаиды стали потихоньку заменяться этими шумными и пёстрыми людьми.

Трудно было привыкнуть к тому, что в одной квартире живет почти всё население Бычьих Хвостов. Однако ничего, привыкла. Под чутким руководством тётки баба Клава быстро освоилась и вскоре привычно варила борщ в окружении жёлтых, черных и небритых лиц, которые добродушно ей улыбались и подмигивали.

Так баба Клава с головой окунулась в столичную жизнь. Вскоре она устроилась работать. Очень легко и просто далась ей работа её мечты – она устроилась уборщицей в туалет на Павелецком вокзале. Это получилось так просто, что баба Клава засомневалась. И, как выяснилось позднее, недаром.

День её проходил так – она добиралась до работы пешком (баба Зина жила неподалеку от Павелецкой и никогда не ездила на метро, называя его «сатанинской пещерой»), после чего, получив ведро и перчатки, принималась за дело. Швабру она привезла с собой – это была та самая, «счастливая» швабра, которой она первый раз вымыла пол в клубе.

Перчатки баба Клава не признавала – она говорила про них: «Срамота одна!» – с подозрением разглядывая прозрачную резину. Билетерша с ужасом смотрела, как новая уборщица орудует в весьма и весьма попользованных вокзальных туалетах голыми руками. Но бабе Клаве было не привыкать – их председатель, Пал Петрович, частенько разбрасывал на совхозных полях с колосящейся брюквой человеческие фекалии или, как их называли сельчане, «фукалии». Председатель говорил, что это самое полезное удобрение. И в чём-то он был прав – брюкву не воровали, а совхозное поле старались обходить на километр.

Начальство не могло на бабу Клаву нарадоваться – туалет всегда блестел как новенький – ещё никогда ни одна уборщица не могла его содержать в таком состоянии.

Вскоре баба Клава получили первую зарплату. В Бычьих Хвостах столько получал только пенсионер союзного значения Леонидыч – его едва ли не считали буржуем. Видя растерянность бабы Клавы, Зинаида её успокоила: «Поедем на Черкизовский. А то тебе деньги руки жгут». На рынке Клавдии справили ладные меховые рукавицы (на носу была зима), а остаток завернули в тряпицу, чтобы припрятать под сундук.

– Ты погоди матери-то отсылать, – сказала мудрая баба Зина, – вот обустроишься, тогда и пришлешь.

На том и порешили. И баба Клава продолжила работу. Месяц проработала, другой. И стала она замечать, что чего-то ей не хватает. Убиралась она быстро, споро, делала это раз по пять за смену. Но всё равно этого было мало – руки её после работы пусть не так как раньше, но двигались. По той же плоскости, которая уже перестала быть загадочной.

Дело в том, что большую часть времени трудолюбивая Клавдия тратила на очистку унитазов от «фукалий» приезжих. А на собственно поверхность оставалось не так уж много времени. Да и поверхность была относительно небольшая. И ей ещё повезло – на Павелецком туалет был крупнее, чем, скажем, на Ленинградском вокзале.

Душа просила больших поверхностей. И вскоре, как по заказу, судьба ей подкинула ещё один шанс. Зашедший в туалет мужчина оглядел её синий болоньевый плащ, новые валенки и золотистый платок, после чего сказал: «И охота вам, женщина, в туалете убираться? У нас на этаже уборщица уволилась, бегаем, ищем порядочную. Приходите». И дал визитку.

Так баба Клава попала на Этаж – мечту каждой уборщицы. На Этаже снимали офисы в аренду различные фирмы, но уборщица везде была одна и та же. Вся прелесть ситуации была в том, что один человек получал деньги одновременно от двенадцати работодателей.

Но для бабы Клавы деньги были не главное. Главным было то, что здесь было сколько угодно поверхностей – шикарных, блестящих, гладких – имелся даже актовый зал для проведения конференций и вечеринок. Пол этого зала заманчиво мерцал в свете молочно-белых ламп, маня к себе бабу Клаву с небывалой силой. И она приходила к нему, и натирала его просто до умопомрачительного блеска! Она буквально танцевала с тряпкой, летая по мокрым полосам из угла в угол.

На этаже наша бычьехвостовская героиня проработала чуть больше месяца. И тут в её жизни появился Он. Им оказался начальник прямо-таки неприличных московских высот – министр жилищно-коммунального хозяйства всея России. Увидев упоённо летающую со шваброй бабу Клаву, он подумал: «Валькирия, настоящая Валькирия! Не то, что наша унылая баба Маня – возит тряпкой с таким видом, будто мы ей должны. А получает, между прочим, в три раза больше любой уборщицы».

И он взял бабу Клаву в свой неприлично высокий и роскошный министерский кабинет. Там было всё, чего душа пожелает – даже фонтан. А уж залов на этаже, где заседал министр, хватало – и для заседаний, и для просмотра видеоматериалов, и для торжеств – и все они были такие объемные, будто работники министерства были по крайней мере Кинг-Конгами.

Здесь бабе Клаве пришлось освоить новую технику – пылесос (чтобы чистить километровый красный ковер-дорожку в царском кабинете Иваныча) и полотёр – странно урчащий механизм для натирания паркета. Но всё равно свою любимую швабру баба Клава не оставила. Теперь ей приходилось ездить с ней в метро, оставлять на работе свой талисман Клавдия боялась. Несмотря на причитания и заклинания бабы Зины, Клавдия стала пользоваться «сатанинской пещерой» – метро, ибо до работы было порядочное расстояние. «Деньги портят людей», – ворчала тётка.

Также в её жизни появился Кузьмич (ибо у каждой уважающей себя бабы Клавы должен быть Кузьмич). Он был невероятно жилистый, с темной, задубелой от ветра и солнца кожей, рыбак-промысловик. Каждое лето он уходил в Балтийское море на промысел, а всю осень, зиму и весну подряжался в Москве на строительные работы. В доказательство своей любви он сделал швабру-талисман именной вещью – выжигателем написав на ней «Клавдия» и обведя заветное имя сердцем.

Так и шла жизнь. Вскоре баба Клава съехала от бабы Зины к Кузьмичу – ворчливая старуха совсем замучила её своими советами. Сыграли небольшую свадебку – всего и было-то на ней мать Клавдии с односельчанами и экипаж Кузьмичового траулера. В общем, было весело.

Однажды министр собрал к себе подчиненных. И потребовал внепланового отчёта о работе. И подчиненные растерялись. Обычно к таким дням они готовились заранее – нанимали хороших авторов для написания речи, учили текст, подчищали дела в своих ведомствах. А тут – бах, на тебе! Очень сильно они замялись.

И тут в кабинет зашла баба Клава со шваброй. Она и не знала, что здесь заседают, – обычно после шести никого не было.

Зашла она красиво, задом. Шла, не глядя, тщательно натирая пол. И тогда министр, разозлённый неподготовленностью подчиненных, завопил (Клавдия чуть не села): «Да баба Клава справится с работой лучше любого из вас!» Когда с ним попытались спорить, он настоял на своём. И назначил (все чуть не упали со стульев, глядя, как он подписывает документ) бабу Клаву своим замом.

Со следующего дня она вышла на работу в новом звании. Сама она назвала свою должность «зам по чистоте». Правда, ей не хватало высшего образования – по закону, чиновник обязан был его иметь. Но этот закон легко обошли – через неделю бабе Клаве вручили корочки инженера-технолога какого-то заштатного московского вуза.

Какие тут горизонты открылись бабе Клаве! Какие поверхности для наведения чистоты! От Амура до Волги и даже ещё дальше!

...В райцентре Зоринском и в Бычьих хвостах царило небывалое возбуждение – в их небольшой населенный пункт должно было приехать какое-то настолько большое начальство, что, пожалуй, ему и места могло не хватить. К встрече готовились капитально – приготовили хор школьниц, покрасили деревья, согнали всех жителей для массовки.

Когда лакированный черный «Мерседес» вместе с четырьмя машинами сопровождения остановился, к его дверям катнули коврик, позаимствованный из библиотеки, а по коврику двинулся сам председатель местного совхоза Пал Петрович с хлебом и солью. Оркестр грянул марш, школьницы заголосили, а жители завопили и захлопали. В общем, шум получился изрядный.

Дверь «Мерседеса» медленно отворилась. И оттуда медленно-медленно показались ноги в черных обтягивающих сапогах, а затем и их хозяйка в синем плаще. Плащ был кожаный, и весь переливался на солнце своими перламутровыми оттенками. Посмотрев на лицо женщины, Пал Петрович грохнулся в обморок.

...Когда его откачали, он, глядя на удивительно похорошевшее и помолодевшее лицо бабы Клавы (а это была именно она), сказал: «Говорил я тебе, Клавка, что у тебя руки под другое заточены, а?»

И он торжествующе поднял палец к небу.

Александр Сорокин